Гермиона встала с постели, чуть поежилась от пробежавшего по обнаженному телу холодка и взяла с тумбочки палочку. Коротко взглянула на Гарри и начала плавно водить ею, окутывая себя дымкой, превращающейся постепенно в белье, блузку, костюм, туфли... Она знала, что он неотрывно следит за каждым ее движением, как зачарованный. Ей нравилось это ощущение — быть на виду. Гермиона отлично понимала, чувствовала кожей, как он хочет удержать ее. Но тем сильнее было желание сбежать, раствориться в оконном проеме, словно мираж, заставляя Гарри мучиться сомнениями: а была ли она здесь в самом деле.
У Гарри было много женщин, в основном, падких до его положения в Министерстве и героического прошлого. Гермиона не претендовала на звание единственной — она была не так глупа, как Джинни, искренне верящая в его командировки и деловые ужины.
Сколько раз, отказывая ему в очередной встрече, она слышала в голосе Гарри горечь разочарования и томление от неудовлетворенного желания! Сердце сжималось, но Гермиона не могла изменить себе: встречаться с ним только тогда, когда нужно ей; там, где удобно ей; так долго, как хочется ей...
Гарри ничего не оставалось, кроме как согласиться на игру по ее правилам. Она расставила приоритеты сразу же, как только оказалась в его постели: доставила невообразимое удовольствие и исчезла, не сказав и слова.
А на следующий день пришла к Гестии Джонс и забрала документы — передумала разводиться с Роном. Объяснила все как-то вскользь, бросив невзначай: "После твоей измены, Рональд, я была с мужчиной. И это был худший секс в моей жизни. Поэтому я лучше останусь с тобой, не то рискую"... Гермиона была уверена, что Гарри узнает эту новость дословно из первых уст. И это было как раз то, чего она добивалась. Он писал ей письма, не давал прохода в Министерстве, ждал у дверей дома, рискуя столкнуться с Роном... Гермиона не спешила давать Гарри объяснения.
А Гарри весь извелся. Гермиона поняла, что в его постель повалили женщины, — доказывать, что секс с ним вовсе не так уж плох. Но что значили все они в сравнении с ней?! Гермиона знала, что из всех его женщин она — лучшая. И ее не волновали всплески необузданных желаний Гарри.
Дождавшись, когда он совсем отчается, Гермиона назначила Гарри встречу в том же номере той же гостиницы, куда, полупьяную, он принес ее в первый раз. Там все было точь-в-точь, как тогда. Кремовые стены, белесые шторы, стеклянный столик со стопкой глянцевых журналов и огромная постель с кучей маленьких подушек. Он ждал ее, а она нарочно опаздывала, делая вид, что ей нет никакого дела до того, придет ли он вообще. Гермиона все рассчитала: страстные объятия, дикие поцелуи, сорванное в безумном порыве платье и... звонок с рецепции отеля. И нужно ответить: просто сказать, чтобы не мешали, — но вот уже атмосфера стала совсем не той, и можно снова играть в независимость, позволяя ему насладиться ею ровно столько, сколько отмерено большими часами на холодной стене.
А дальше — больше. Пройти мимо под руку с Кормаком МакЛаггеном. Бросить в сторону Гарри быстрый, такой выразительный взгляд и скрыться за дверью кабинета. Гермиона сомневалась в этой части плана, но сомнения оказались напрасными: ревность поглотила Гарри быстрее, чем сознание Волдеморта в самые суровые годы войны. Он просил, убеждал, даже умолял рассказать, что у нее с МакЛаггеном. Но она молчала, поджимала губы, хмыкала двусмысленно.
МакЛагген не подвел: когда Гарри зажал его в туалете, было так стыдно признаться, что он не продвинулся дальше совместного обсуждения законопроекта, что Кормак в красках описал все их свидания под луной, заканчивающиеся бурным — а каким же еще — сексом. Гарри рвал и метал. Клялся, что расскажет все Рону, обещал убить МакЛаггена, называл Гермиону женщиной легкого поведения... И думал о ней, думал, не переставая. Она вытеснила из его жизни всех, заставила его существовать от встречи до встречи, от секса до секса.
Была ли это любовь? Скорее, одержимость, желание обладать, сходить с ума в сладостных муках — с его стороны. А с ее — холодный расчет, дающий возможность получать от давно желанного мужчины недавно познанные удовольствия. Главное — все продумать и предусмотреть. Вовремя отвлечься, дать себе возможность остыть, чтобы не сорваться самой в засасывающий омут пронзительных зеленых глаз.
Она позволила этому случиться лишь однажды. Стояла теплая летняя ночь. Они шли по пустой улице, держась за руки. И как удачно, что у обоих на пальцах такие похожие кольца — не к чему придраться! На углу мальчишка — маленький и верткий — выхватил у Гермионы сумочку и помчался прочь. Гарри, не раздумывая, бросился за ним, попал Оглушающим заклятием... но из подворотни на них вдруг вышли огромные друзья маленького вора во главе с Гойлом. Завязалась драка — Гойлу нужны были документы, лежащие на самом дне многострадальной сумки, а Гермионе вовсе не хотелось с ними расставаться. Темная улица озарилась вспышками заклятий. Гермиона дралась с Гарри наравне, и им в считанные секунды удалось отбиться, как в старые добрые... Адреналин зашкаливал. Буря эмоций, нервное потрясение и что-то еще — Гермиона и не задумалась даже, что — сделали свое дело. Гарри бросился на нее прямо посреди улицы, а она и не думала сопротивляться, вжимаясь в него до боли, думая лишь о том, как избавиться от белья, а не где укрыться... Она не проснулась среди ночи, чтобы исчезнуть. В тот раз позволила себе остаться до утра, приняла из рук Гарри завтрак.
И вот тут ее план дал сбой: Гарри почувствовал близость, желание отдаться, быть рядом — еще не до конца понятное ей самой — и расслабился. За всю следующую неделю Гермиона не получила от него ни совы, ни патронуса. И поняла, что проигрывает. А еще через две недели и три свидания даже узнала, кому. Ромильда Вэйн. Помоложе, попроще, поспокойнее, понадежнее. И вот тогда Гермиона решила, что не сдастся. Не так, как тогда, на четвертом курсе, когда Чжоу Чанг — недалекая спортсменка — встала на ее пути. Не так, как на шестом, уступив Джинни самую малость лишь из-за того, что ошиблась, — позволила Гарри думать, что без ума от Рона.
Гермиона все сделала чисто, не оставляя улик, не давая возможности усомниться в ее кристальной честности. Просто в один прекрасный день отправилась прогуляться поздно вечером по улицам Уилтона с теми самыми документами, которые так интересовали головорезов Гойла... Она не просчиталась, довольно быстро и вроде бы против воли оказавшись в поместье, где Беллатрикс Лестранж пытала ее когда-то. Только теперь Гермионе нечего было скрывать, и она легко, без сожаления отдала Малфою папку, склонив голову. Роль пленницы. Ожидание. Терпение. Все это всегда удавалось ей отлично. Как и в этот раз.
Гарри с командой лучших авроров ворвался в поместье, уложив на пол всех его обитателей, — даже больную миссис Малфой, изрядно уставшую от вражды. Возможно, кто-то из его людей занимался поисками Драко и документов, но только не он. Гарри ураганом обрушился на тяжелую дверь подземелья, чтобы освободить Гермиону, как подобает герою. И тут же заключить ее в свои объятия. Гермиона досчитала ровно до тридцати, давая ему возможность насладиться победой, а потом отстранилась и прохладно, слишком сдержанно, заметила: "Малфой оказался куда большим джентльменом"...
И все началось сначала. Гарри сходил с ума, избил Малфоя, расстроил его свадьбу, бросил Ромильду и, как преданный пес, стал ждать следующей совы от Гермионы. А она не спешила, продолжая тратить часы на расчет их следующего свидания. Чтобы только не показать слабость, не оголить свое чувство, так ненадежно спрятанное под оболочкой сухого, как и ее учебники по обольщению, сердца… [\MORE]
Ни разу не встречала подобного: "Как я ненавижу город N! Убогие, грязные улочки! Снег не чистят, отопительный сезон начинается через месяц после прихода холодов! Пойти некуда: клубов нет вовсе, а из ресторанов - только пельменная и кафе "У Ашота"! Свадьбы празднуют, в основном, в школьной столовой - мрак!" Зато сплошь и рядом слышно: "Как я ненавижу Москву! Грязь, пыль, от пробок некуда деваться! Номера на домах путанные, а в районе трех вокзалов пожрать вообще негде!"
Праздники закончились, а я совсем не чувствую себя отдохнувшей. Да еще муж простудился... Погода отвратительная, совершенно не новогодняя, но... Елку выбрасывать не хочется. В последние дни еще надо многое сделать, нанести несколько визитов... А так хочется отвлечься от всего! Хочется опубликовать ориджинал.
Наконец-то мы с мужем стали счастливыми обладателями Дольче Густо! Теперь перед нами открыта вся палитра вкусов!!! Хочу всего, и много! Жаль, что большую часть новинок можно приобрести только на их сайте... так хотелось бы, чтобы все вкусы и аксессуары были доступны и в магазинах, но... ничего не поделаешь - политика партии! WEB SHOP завоевывает наше жизненное пространство.
когда-то очень давно я увлекалась ориджиналами. Даже в конкурсе участвовала (правда, не победила). В ту пору я встречалась с одним человеком... Он читал некоторые мои работы и высказывал свое мнение. Самую любимую он раскритиковал в пух и прах ((( я расстроилась и никому ее не показывала. А сейчас думаю: а почему нет?!
Шаловливый мини по "заявке" Тома Фелтона. Собственно, весь сюжет в названии.Драко шел по коридору. Просто шел, уставший после тренировки. Опирался на метлу и напевал под нос забавную песенку про девиц Когтеврана, подслушанную им в туалете. Его отцу удалось выкрутиться и не попасть в тюрьму вместе с другими Пожирателями. Он по-прежнему был богат, красив, в меру знаменит и абсолютно чистокровен. Жизнь удавалась.
Вдруг в конце коридора показалась корзина. Огромная корзина с яблоками, плывущая по воздуху. Яблоки были самые разные: кислые зеленые, душистые красные, сладкие желтые. Драко любил их все – он вообще обожал яблоки. За корзиной, мерно помахивая палочкой, шагала Гермиона Грейнджер, первый кандидат на звание лучшего студента десятилетия.
Малфой отошел в сторону, пропуская процессию, но корзина все-таки задела черенок его метлы, и все яблоки рассыпались по каменному полу.
Фрукты, как по команде, стали возвращаться в корзину, но одно яблоко, самое красное, самое сочное, самое ароматное, так удобно устроилось в ладони Малфоя, что не захотело покидать ее. Рассудив, что одно яблоко не сделает Грейнджер погоду, Драко тихонько опустил его в карман, рассчитывая съесть перед сном.
Вечером, когда все огни в комнатах уже погасли, когда добропорядочные студенты заснули, а Филч вышел на охоту, Драко, удобно устроившись в кровати, приготовился отведать неожиданный подарок Гермионы. Он повертел яблоко в руках, подышал на него, потер о шелк пижамы и приготовился откусить его нежнейшую мякоть, как вдруг услышал тонкий голосок, похожий на пищание:
— Осторожно! У тебя острые зубы! Не вздумай повредить меня!
«Что за…» — подумал Драко и повертел яблоко в руках, надеясь установить источник раздражающего шума. Однако яблоко выглядело совершенным: ни царапин на кожуре, ни вмятин, ни каких-либо признаков червей. Но стоило Малфою поднести яблоко ко рту второй раз, как голос раздался снова:
— Ты что, не слышишь?! Меня нельзя есть!
Малфой раздраженно показал яблоку кулак. «Наверное, мне все это снится», — решил он и пребольно ущипнул себя за предплечье. Последние остатки дремоты как рукой сняло. Он осмотрелся: вокруг никого не было. На всякий случай, выглянул из-за полога и удостоверился, что Забини и Гойл мирно похрапывают в своих постелях. Заглянул под кровать и пошарил там, освещая пространство при помощи палочки. Пусто. Драко вернулся к яблоку. Оно манило, завораживало, завлекало, и Малфой решился на третью попытку. Он быстро потянулся за яблоком, но на этот раз даже не успел обхватить его рукой, как услышал:
— Лучше уж верни меня обратно! Гермиона, так уж и быть, угостит тебя чем-нибудь другим!
— Не хочу я ничего другого! – огрызнулся Малфой. К его удивлению, яблоко услышало:
— Не лезь в бутылку! Тебе же лучше будет!
— Попугай меня еще! – недовольно проворчал Малфой, подумав, что, вероятно, у него галлюцинации.
Отложив яблоко на тумбочку, он одарил его неприязненным взглядом и заснул.
На следующее утро яблоко разбудило его своим тонким ароматом. Покрутив его в руках еще раз и облизнувшись, Драко спросил:
— А сейчас ты меня слышишь?
— Конечно, я тебя слышу! – раздался из-за полога голос Забини. – Ты же не в лесу!
Яблоко молчало. Драко выругался про себя далеко не самыми аристократичными выражениями и отправился на завтрак.
Весь день яблоко не выходило у него из головы. На сдвоенной с Гриффиндором Трансфигурации он то и дело оборачивался на Грейнджер, чем снискал неудовольствие и МакГонагалл, и Рона Уизли. Последний, заметив усиленное внимание блондина к его подруге, недвусмысленно показал Драко кулак.
После обеда, во время Нумерологии, которую Уизли, по причине непроходимой дремучести, предпочитал не посещать, Малфой написал Грейнджер записку, которая гласила: «Ты с приветом, как и твои яблоки». Гермиона посмотрела на него, как ему показалось, с жалостью, и ответила запиской: «Ты ужасен, как и твои манеры».
Еле дождавшись вечера, Драко первым забрался в постель и наглухо задернул полог. Яблоко по-прежнему лежало на тумбочке и манило его ароматом и исходящей от него тайной. Как назло, Гойл и Забини еще долго копошились, обменивались шуточками и пикантными подробностями о том, как провели каникулы. Драко скрежетал зубами от нетерпения и даже на вопрос:
— А у тебя сколько раз летом было? — ответил:
— Отвали, Гойл, не видишь, что ли, я сплю!
— Конечно, он не видит – у тебя же полог не прозрачный, — хмыкнул Забини, чем привел Драко в еще более нервозное состояние.
Наконец, приятели улеглись и захрапели. Драко вожделенно протянул руку к яблоку и услышал уже знакомый тоненький голосок:
— Опять ты за свое!
— Да не собираюсь я тебя есть! – ответил Драко, устраивая яблоко между коленями.
— Тогда верни меня Гермионе! – пропищало яблоко.
— Еще чего! – взвился Малфой. – У нее таких, как ты, целая куча. Пусть и у меня одно будет!
— И что же ты будешь со мной делать? – поинтересовалось яблоко.
— Ну, уж во всяком случае, не есть, — категорично заключил Малфой, сглатывая подступающую слюну.
— И на том спасибо, — успокоилось яблоко.
Малфой снова рассмотрел его и, с упорством мазохиста, обнюхал.
— Ты чего такое… говорящее? – спросил он яблоко.
— Я не знаю, — ответило оно. – Надо узнать у Гермионы.
— А без этой… — Малфой не стал произносить вслух грубое слово, — никак нельзя?
— Можно! – с готовностью согласилось яблоко.
— Тогда расскажи мне что-нибудь, — попросил Малфой.
— Могу рассказать пятый параграф третьей главы из книги «Опасные растения Шотландии», — тут же отозвалось яблоко.
— А что-нибудь поинтереснее? – поинтересовался Малфой.
— Могу пересказать все заметки позавчерашнего выпуска «Ежедневного Пророка», — предложило яблоко.
— А что-нибудь менее официальное?
— Могу поделиться последним сном Гермионы Грейнджер, — предательски вызвалось яблоко, и Малфой зацепился за это заманчивое предложение:
— Отлично! То, что надо!
— Я иду по узкому коридору, — начало пищать яблоко. – Стены коридора сырые и влажные, с них капает вода, пахнет сыростью. Я стараюсь не касаться стен, но коридор очень узкий, и это непросто. Навстречу мне идет парень, хорошо мне знакомый. У него развязная походка, но он тоже избегает касаться стен коридора. Мы встречаемся, и нам никак не разойтись. Он смотрит мне в глаза, я пугаюсь его взгляда и отступаю назад, но он делает шаг вперед, заставляя меня пятиться снова и снова. Его дыхание горячо, его глаза горят.
— Он рыжий? – поинтересовался Драко, не скрывая хищную ухмылочку.
— Нет, — ответило яблоко и продолжило рассказ: — Я больше не могу отступать. Мне не хочется. Я стою в предвкушении. Он подходит ближе, еще ближе и целует меня. Мне жарко, я отвечаю ему. Мне очень приятно и страшно одновременно. В ушах звенит… Будильник.
— Это настоящий коридор? – спросил Драко, почувствовав легкое головокружение и приятное покалывание в животе, вовсе не похожее на чувство голода.
— Да, — просто ответило яблоко.
— И где же он?
— Я не знаю. Он во сне Гермионы, — пропищало яблоко.
— Для начала неплохо, — хищно усмехнулся Малфой, размышляя над тем, каким фантазиям могут предаваться лучшие студенты десятилетия.
Он положил яблоко обратно на тумбочку, но еще долго не мог заснуть, представляя себе узкий коридор и Гермиону Грейнджер, идущую навстречу.
Следующее утро Драко начал с поиска чудесного коридора. Во время «окна» он исследовал ползамка – этаж за этажом – но ничего похожего не обнаружил. Зато его обнаружил Филч, причем в тот самый момент, когда Драко пробирался к Восточному крылу. Половина лестниц там была разрушена после битвы за Хогвартс, следовательно, студентам запрещалось посещать эту часть замка, о чем Филч красноречиво напомнил Драко, отняв у его факультета пятнадцать баллов.
В течение всего урока Заклинаний Малфой практиковался в невербальной магии, пытаясь заставить Грейнджер посмотреть в свою сторону. Однако сколько он ни прожигал взглядом ее затылок, Гермиона не реагировала, сосредоточившись на выполнении задания Флитвика. Задание состояло в том, чтобы, не раскрывая рта, заставить карандаш писать на пергаменте. Однако сегодня был явно не ее день, потому что карандаш, вместо того, чтобы бегать по пергаменту, стоял вертикально, рисуя на листе жирную точку.
Разозлившись на гриффиндорку, Малфой сломал свой карандаш и, получив дополнительное задание, удалился из класса, пока Рон не догнал его: рыжему долговязому Уизли отлично удавались невербальные драки. А Малфой их не любил – уж больно неаристократично выглядело потом его лицо.
Вернувшись в спальню, Драко решил ни в чем себе не отказывать. Он взял яблоко и заперся в ванной. Устроившись поудобнее в пушистой пене, он потер яблочко о полотенце и сказал:
— Эй! Расскажи мне сегодня еще что-нибудь из снов Грейнджер!
— Могу рассказать сон, который снился ей в день рождения Гарри Поттера, — предложило яблоко.
— Давай! – Драко с готовностью опустил правую руку в пену.
— Я лежу в траве. Трава высокая, кроме нее мне видно только синее-синее небо. Раннее утро, но уже довольно жарко. Последний день июля. В воздухе гудят шмели, пахнет полевыми цветами и росой. На мне из одежды лишь широкий сарафан, разметавшийся вокруг меня. Вдруг налетает ветерок и поднимает подол, обнажая мое загорелое тело.
— И там совсем нет белья? — хрипло уточнил Малфой, интенсивно разбрызгивая пену в области живота.
— Совсем, — бесхитростно сказало яблоко.
— Продолжай, — простонал Малфой, почти умоляя.
— Ветерок щекочет мою кожу. Я лежу, наслаждаясь моментом. Вдруг неподалеку слышатся шаги. Надо мной вырастает мужская фигура, закрывая солнце. Я прошу не мешать мне загорать, но мой визави не слушает меня, разглядывая мое тело жадно и грубо.
— Он брюнет? – спросил Драко, воображая именинника со шрамом на лбу.
— Нет, — ответило яблоко и продолжило: — Мне стыдно, и я прикрываюсь, но он просит меня не делать этого, и я уступаю. Вдалеке слышится чей-то голос: «Гермиона! С добрым утром!» Я открываю глаза… Это был только сон.
Драко устало обмяк, погрузившись в воду по самую макушку. Он держал яблоко в левой руке над водой.
— Малфой, ты что там, застрял? – услышал он из-за двери голос Забини. – Ты, как бы, не один тут, нам с Гойлом тоже не чужда гигиена!
Проснувшись наутро в отличном настроении, Малфой спустился в Большой зал на завтрак. Грейнджер по-прежнему была в компании своих рыже-черных друзей, поэтому Малфой решил отложить общение с ней до лучших времен. Вместо этого он подошел к Дафне и Пэнси и с самым невинным видом предложил им прогуляться после обеда до самых дальних теплиц мадам Спраут, «попересаживать мандрагоры», за что получил пощечину от одной и презрительную ухмылку от другой. Остался доволен собой, потому что в этот момент Грейнджер уронила поднос с едой прямо на голову уже успевшему усесться за стол Уизли.
Вместо чтения Древних Рун Малфой предпочел размышления о том, где можно найти поле чудес, которое уже нашла Грейнджер в своем сне.
— Мисс Грейнджер, сегодня вы будете работать в паре с мистером Малфоем, — услышал он вдруг голос преподавательницы и увидел, как гриффиндорка пересаживается за его стол.
От Гермионы пахло сочными яблоками. Малфой покраснел и нарочито отвернулся. Гермиона положила перед ним учебник и начала читать:
— Вот эта руна обозначает солнце, а вот эта – горизонт. Выходит, тут что-то про закат.
— А, может, про рассвет? – хитро спросил Малфой.
— На закате солнце садится, — сказала невпопад Грейнджер.
— А на рассвете – встает.
Гермиона покраснела, как яблоко на его тумбочке в спальне.
Малфой проснулся среди ночи с ясным ощущением того, что рассвет уже случился. Оказалось, его организм обогнал солнце часа на три, из чего Драко сделал вывод, что часы придется подвести. Засветив кончик палочки, он взял яблоко и поднес его к свету.
— У тебя в арсенале еще есть сны Гермионы Грейнджер? – требовательно спросил он.
— Есть еще один, — пропищало яблоко.
— Рассказывай скорее! – взмолился Малфой, готовый слушать, как никогда.
— Я сижу в библиотеке. Окна закрыты. Зима. Стекла покрыты морозными узорами. В библиотеке прохладно. Я читаю «Историю Хогвартса». Я так увлечена, что не замечаю, как кто-то подходит сзади. Он наклоняется ко мне и кусает за мочку уха. Я не могу больше сосредоточиться на чтении и оборачиваюсь. Он стоит и смотрит на меня насмешливо. Я скромно опускаю глаза. Вдруг замочек на моей мантии ломается, и она падает на пол, оставляя меня абсолютно голой. Он дотрагивается до моего тела, гладит его везде. И мне не хочется, чтобы он останавливался.
— Он блондин?! – почти крикнул Драко.
— Да, — ответило яблоко, и Малфой содрогнулся, почувствовав, что ему стало гораздо легче.
Наутро Драко прямиком направился в библиотеку, прихватив с собой свое яблоко. Блуждая среди стеллажей, он надеялся найти Грейнджер где-то поблизости, но ему, как назло, попалась только толстая, как корова, Милисента Булстроат; тупая, как пробка, Лаванда Браун и безумная, как Чеширский кот, Луна Лавгуд.
Гермиону он встретил на улице, возле фонтана. Она сидела на самом краю и читала книгу. Ее дружков поблизости не было, и Драко, поправив мантию, уселся рядом.
— У тебя вот ту яблочко укатилось, — Малфой игриво протянул Грейнджер яблоко.
— Все-таки решил вернуть! – воскликнула Гермиона и потянулась за фруктом, но Малфой резко отдернул руку.
— Сначала расскажи мне кое-что, — сказал он, на всякий случай, оглянувшись по сторонам.
— Ты хочешь знать, что это за яблоко такое? – спросила Гермиона.
— Нееет, — протянул Малфой. – Я хочу узнать, что это за сны у тебя такие…
Гермиона вспыхнула:
— Фу, Малфой, как можно задавать подобные вопросы девушке?! Я не буду тебе ничего рассказывать!
— Так покажи! – предложил Малфой и потряс в воздухе яблоком, дразня гриффиндорку.
— Давай Я тебе кое-что покажу! – услышал он над ухом голос Уизли и очень огорчился, потому что следующим его воспоминанием было вовсе не прекрасное тело Грейнджер, а большой и грязный кулак Рона, к тому же, неудачно приземлившийся в его, Малфоя, глаз.
Яблоко выпало из руки Драко и покатилось по каменистой дорожке, оставляя за собой сладкий след.
— Ты испортил его! – завопила Гермиона, но вместо Малфоя бросилась почему-то к яблоку.
— Подумаешь, — пожал плечами Уизли. – Я тебе таких еще накуплю! Ты, главное, кушай!
Ночь Малфою пришлось провести с куском льда на лице и полным затишьем ниже пояса. Он ворочался, постоянно взбивал подушку и ерзал. Ему очень не хватало его яблока, к которому он, по правде сказать, успел привязаться.
На сдвоенных с Гриффиндором Зельях Малфой получил двадцать баллов от Слагхорна за отличный пример воздействия льда на подкожное кровоизлияние и записку от Грейнджер, в которой говорилось: «Мои яблоки лучше моченые».
Ничего не поняв, Малфой решил расслабиться в ванной для старост. После ужина Драко заявился туда, быстро скинув форму и отбросив сумку. По поверхности бассейна, создавая манящую рябь, плавали яблоки: красные, желтые, зеленые. Наливные, сочные, ароматные. Драко вошел в воду и, разводя их руками, стал пробираться к самому большому. Оно податливо легло в его ладони.
— Расскажи мне про сны Гермионы Грейнджер, — попросил Драко, затаив дыхание.
— Он стоит по пояс в воде, — начало яблоко совсем не так, как раньше. – Он абсолютно голый, с его волос стекает вода. Он держит в руках большое яблоко и слушает непонятный рассказ. Все его внимание приковано к фрукту, и он не слышит, как за его спиной плещется вода. Кто-то подходит сзади. Девушка нежно целует его спину и проводит руками по ягодицам…
— Она шатенка? – спросил Малфой, отдаваясь новым ощущениям.
Сначала думала, что в моем творчестве ничего не поменялось. А нет! Я начала писать Драмиону! Внезапно захотелось просмотров и комментариев! А то Джен про Крэбба и Гойла никому не интересен... (но я его все равно допишу! Да еще с продолжением!)
Я снова начала графоманить по миру Джоан Роулинг... Стоит только начать, и эта штука затягивает...
Я подозреваю, что муж мой скоро взвоет ото всей этой "чуши пушистой", как он выражается. Но у меня есть только один аргумент: он же играет в свою "гаму" все свободное время! Значит, и у меня есть право на невинное хобби!
Сидеть дома гораздо труднее, чем работать: стирка, уборка, глажка, готовка... Меня все это достает страшно! Я настолько не люблю всем этим заниматься... Раньше всегда можно было сказать: "Устала на работе, поэтому не сделала". А теперь что? И что характерно: чем больше всего нужно сделать, тем меньше делается.
Плюс ко всему, от скуки, наверное, я "подсела" на примитивный сериал "Теория большого взрыва". И не могу остановиться - все время уходит на просмотр... А тем временем дела копятся, как снежный ком.
Почитала сегодня свой старенький дневничок... и такая ностальгия напала! Вспомнила, как мы отдыхали, как встречались, пили пиво на Пушке, морочили людям голову... и стыдно немножко, и весело оттого, что в моей жизни такое было... )))
Такое ощущение, что больше не могу писать... В голове крутится много мыслей, все они складываются в истории, некоторые из которых даже кажутся мне стоящими того, чтобы их записать, но... как назло, все это происходит в самый неподходящий момент: или когда рядом нет компа, или когда нет возможности его использовать для "творчества"...
А приходишь домой, садишься даже - но запал-то уже прошел. Прокручиваешь в голове сюжет, и кажется, что ерунда все полная. Нестоящая. Вот.
... И только теперь мне стало понятно, что спортом лучше всего заниматься после работы, а не по утрам! Особенно, если ты клиническая "сова", как я ))
То-то я думаю, как с утра ни приду - все какая-то усталость, спать охота... а сегодня после работы прибежала! Эффект - потрясающий, как для организма, так и для настроения!
Верить или не верить в гадания? Думаю, можно относиться к этому двояко... Т.е. и верить, и не верить одновременно. Как с гороскопами: если выпадает что-то хорошее, спешишь надеяться на чудо; а если прогноз плохой, стараешься тут же о нем забыть, прикрываясь извечным "не верю".
Так же вот и с гаданиями. Почему-то я признаю только гадания на картах. Все остальное вроде кофейной гущи, воска и прочих народных мудростей и хитростей кажется мне ерундой.
И вообще, в последнее время, "послушать" карты становится все приятнее... вчера нагадали мне дорогу длинную и короля крестового, моего вечного... туз пиковый в конце. О чем сие говорит? О том, что пиковый король, загадывай не загадывай, ни в одном раскладе не выпадает, и в жизни пропадает. Как ни крути, сплошная тоска и удар - пиковым тузом прямо по лбу. Вот и не верь после этого картам!